Жизнь пойманных иллюзий или экскурсия по музею им. А. Кастеева в Алма-Ате

Что поделать? – эмоции вольные птицы, мы только следим за их полетом.

Речь о Сергее Калмыкове, художнике, который наверняка гостил в Доме Глухого (Франсиско Гойя) перед долгой дорогой к фронтирам ему лишь доступных земель.

Не знаю никого другого, кто бы еще так бесстрашно и искренне писал образы Чистого Разума. Назвав работы Калмыкова жизнью пойманных иллюзий, так же не погрешим против истины, его холсты живут своей, допустим не белковой, но и не менее натуральной формой жизни, это не картины в привычном нам смысле слова.

Что до иллюзий, химер и видений, здесь просто и звонко. Они аборигены пространства что всегда с нами, но где редко бываем мы. Очень немногие рискуют встречаться с ними на полный формат открытых глаз, еще меньше тех, кто представляет увиденное внешнему миру, разве вспомнить о Пьере Паоло Пазолини с его финальными сценамиКентерберийских рассказов.

Босх? – больше иллюстративной схоластики чем въявь познанных вещей, время такое было и может кто-нибудь вспомнит о Дали. Тоже ровно мимо, все-таки Сальвадор Дали в своем явленном потоке образов довольно светлый и наивный паренек.

Работ Калмыкова в музее немного, каждая из них глава Некрономикона или образы Ктулху и перебирая в памяти, остается вопрос – так ли бы хотелось увидеть все?

 

Лучше всего приходить в Музей имени Кастеева в моросящий утренний дождь, идеально в апреле, он тогда выглядит особенно элегантно.

Советский модерн 70-х, прямой наследник модерна начала прошлого века в архитектурном решении музея, выразителен как египетский обелиск и гармоничен как соната Густава Малера. Понятие моды или современности применимо к нему ровно,как и к парижскому Бобуру:

— перед нами произведение искусства, предназначенное для показа и хранения произведений искусства.

Бобур, он же Центр Помпиду, не случайная ассоциация.

При всей географической разнице и инаковости архитектурных решений, оба музея похожи как двоюродные братья и к тому же они почти ровесники. Государственный музей искусств им. А. Кастеева образован в 1976 году, Национальный центр искусства и культуры Жоржа Помпиду в 1977.

Бобур разумеется всемирный экспозиционный центр(Париж, не забываем), но в первую очередь он Французский Государственный музей современного искусства.  А в этом мире прекрасных форм и воплощенных грёз можно говорить о чем угодно, кроме случайностей и совпадений, они проживают по другому адресу.

 

О восторге как форме познания.

Далеко не самое редкое чувство в этих музейных залах, оно внезапно и ошеломительно как обрыв лифта в Эмпайр Стейт Билдинг. Преувеличение, не отрицаем, тем не менее вполне подходит для описания нежданного, а художник Булат Тогузбаевнеожидан абсолютно, сначала визуально, затем и ментально.

Во-первых, драматургией, каждая работа театр миниатюр, или странствующий балаган, дело вкуса. Не стоит угадывать сюжет, просто смотрите, аплодисменты по настроению.

Во-вторых, ассоциативным коллапсом, переходящим в озарение.

Взгляд первый – Нико Пиросмани по безыскусности и вещности написанного, но уже на втором взгляде грузина сменяет француз с фамилией Матисс, одной палитры братья.

Затем, светлая безуминка каждой работы в сочетании с тончайшей лирикой сюжета, сообщает – явление единственно и уникально, а анатомию оставьте профанам.

Как и положено всему настоящему, картин БулатаТогузбаева немного, не каждый следопыт найдет, но поверьте, находка стоит поиска.

Оставим подробности, поговорим об общем.

Разумеется, Государственный музей искусств им. А. Кастеева совершенно академичен, не акциденцией, но имманентно понятию «академизм».

Одиннадцать постоянных экспозиций музея почти не оставят пробелов в содержании высокого слова«искусство», каким контентом ты его не заполни. Совершенства в мире нет (в искусстве тем более) но почему бы не создать близкий к нему образ?

Здесь спектакль начинается от вешалки и гримерки, говорим о коллекции казахского народного прикладного искусства расположенной прямо у входа, и вот оно, начало представления, которое непременно стоит досмотреть до конца.

Главное, не чувствовать скованности врасходе времени, последнее порождает суету, которая сводит восприятиепроизвольного шедевра на уровень комикса.

Коллекция западноевропейской классики и занимает изрядное место музейного пространства и представленным ассортиментом хороша, но, что собственно классика тех стран того периода?Вольная трактовка: ее наличие в каждом уважающем себя музее от Фиджи до Осло, как и выверенный набор жанров, сюжетов и проч., сводитее к уровню санузла в апартаментах — он сущностно необходим, и все же наше основное внимание отдается кухне, спальне и гостиной.

Безусловно, классицизм, барокко и далее по жанрам, знать необходимо, помнить не обязательно. Жанры удивительно похожи сами на себя, мастерство исполнения той ли иной Венеции, римских развалин, Гераклов и Парфенонов не каждый знаток определит, как и палитра мало чем отлична от Италии до Вестфалии. Пожалуй, единственное яркое исключение тех времен и красок – малые голландцы и прилегающая к ним Фландрия, при несомненной схожести жанров и стилей, они удивительно национальны и индивидуальны, как и не найти мастера даже в малости повторившего палитру или манеру своего собрата по цеху. Феноменально и необъяснимо бытовой логикой и,как на мой взгляд, просто Аполлон и Калипсо в те времена плотно присели на голландское и фламандское темное пиво (dobbelkuyt).

В залах русского искусства необыкновенно хорош Айвазовский, правда Айвазовский везде хорош, где его не выставляй. Он и в коллекции Тёрнера Уильяма будет прекрасно выглядеть, поскольку все стихия морская, отличия в палитре и экспрессии. А если к этой воображаемой коллекции добавить еще и Рокуэлла Кента, то полнота гармонии будет необыкновенна. Хладный покой арктических вод замкнет в кольцо и прозрачную ярость валов Айвазовского и размытые ветром, туманом и солнцем волны Тёрнера.

Отвлекся, случается.

Возвращаясь к предмету, коллекцией русского искусства музей может по праву гордится, она включила в себя едва ли не все периоды генезиса данного явления мировой культуры и каждая фамилия, представленная здесь вызвала бы ажиотажна Sotheby’s. Тем не менее, передвижники органично смотрятся и на Ямале, как и обожаемые мною Кустодиев и Петров-Водкин будут прекрасно себя чувствовать в музее д’Орсе. Посему, допускаю рассматривать эту коллекцию как дивной красоты багет, о самом же полотне речь пойдет ниже.

P.S. поразил портрет офицера кисти Константина Коровина. Как образ всего русского офицерства той эпохи, одно лицо — и весь Куприн с Севастопольскими рассказами впридачу.

Живопись, господа, живопись..

Теперь зададимся нечастым вопросом, возможно лиотражение национальной идеи холстом и краской?

Ответ? – разумеется, да.

A priori: роль Эдуарда Мане, Ренуара, КлодаМоне, Камилла Писсарро и Эдгара Дега (см. импрессионисты) в сотворении французскойидентичности не менее важна, чем всем известная песенка Марсельеза, женераль Шарль де Голль, круассаны, сигареты Голуази фонарный столб имени инженера Эйфеля.

A posteriori: Без национальной палитры,настоящая всегда неповторима! — образ страны и проживающих в ней граждан останется неполным.

Личное мнение, думаю, что завершение образов Франции и француза принадлежит кисти Фернана Леже. Невероятно французские (цвет!) полотна создают воспринимаемый любым зрителем канон, примерно так, как любой ситроен канонизирует образ «французского автомобиля». Прочее, включая знаменитый французский шансон и неповторимый синематограф – детали и декор близ главного шедевра.

Между слов:

— мне может не нравиться Саграда Фамилия, а места скучнее парка Гуэль не найти во всей Барселоне, но что я с взглядом случайного зрителя, пешехода автостопом? Праздник не моих глаз, но страны Cataluña, ее душа парит здесь по воле Антонио Гауди и именем его. Допустим, что и в Готическом квартале, и на Рамбла местный житель редок как трюфель в тундре, но не это важно. Все окружающеетебя естественным взгляду и слуху языком расскажет о стране и живущих в ней доступнеелюбой энциклопедии.

Ergo: совершив мысленный перелет из столицы Каталонии в Южную столицу, без промедления сообщим усталому читателю —

— национальная палитра Казахстана есть и созданаона в мир живописцем Абильханом Кастеевым.

Случай распространенный, сущее в свете творят одиночки и обычно на века. Таковы Будда, Конфуций, Октавиан Август, Александр Пушкин, Эдгар Аллан По, Абай и Христофор Колумб, как символ вечной жажды открытий.

Клио капризна и не ко всем благосклонна, но порой умеет быть щедрой.

Живую ткань языка в мировую литературу — Абай Кунанбаев, из истории преданий явить историю народа — Чокан Валиханов, последний штрих только краской — Абильхан Кастеев и портрет страны в интерьере сочтем законченным.

Замечательно, что в Музее, не выходя из одного зала, можно увидеть всю историю явления на свет изобразительного искусства Казахстана и превоплощение дара художника Кастеева в достояние мировой живописи.

Природа не разменивается на постороннее имемориальная экспозиция классика дарит это чувство от первого взгляда до последнего полотна. Цвета, внутренний ритм любой картины и отсутствие явных ассоциаций с русской школой живописи, в которой Абильхан Кастеев провел свои ученические годы.

Единственное исключение — портрет Чокана Валиханова.

С одной стороны, мгновенная отсылка памятью к волшебной классике Ивана Николаича Крамского «Христос в пустыне», композицией ли, палитрой и тем невыразимым, что допустимо называть Aeterna (вечность).

Второе незабвенное – врубелевский Демон.Относительное сходство может не так явно, не в нем и суть. Ведь все здесь — стихий обманчивый покой и бездны легкое дыханье…

Парад ассоциаций завершает поручик Лермонтов, почти ровесник по смерти. Удивительно, до чего порой бывают похожи молодые гении, как судьбой, так и обликом, не важно на какой земле они родились. С другой стороны, Фатум границ не знает, в любом краю он находит своих.

Залы соцреализма Музея великолепны, ни одной случайной работы и, господа, истинное мастерство никаким сюжетом не угробить.

Скажем так, контемпоральные форматы социума для истинного артиста вещь второстепенная.

Гибеллины не обесценили Данте, коммунисты не вознесли на Олимп художника Герасимова, талант правит эпохой. Абсолютная свобода подарила нам перфомансы и Дэмьена Херста, по-сути Ничто-со-Звоном, а от них порой и пустота блюет.

Одна из презабавных вещей соцреализма по-казахски заключается в том, что любая работаназванного периода содержит около 7 – 12% социализма, как в хороших сортах пива, остальное сугубо национальный колорит.

И гаммы Кастеева звучат в каждом воплощенном кистью ноктюрне, при всей несхожести исполнителей.

—

Легенда о Фаусте.

Духу студента–чернокнижника границы неведомы, адо Гёте, Фауст немецких легенд как раз и был вагантом, специализирующимся на римском праве, прикладной магии и классификации духов тьмы и огня. Из тени искрой в свет, естественная традиция любого таланта при минимальной жажде быть.

Юная сила пространства и света, впечатанная в полотно, аки Гомункулус в колбу.

К чему бы здесь о ней? – вероятно потому, что вечная молодость в любви и красках мало соотносится с метрикой. Юность понятие трансцендентное, что несомненно понимал Салихитдин Айтбаев в иронии разума и серьезности мольберта.

Немногое увидено, для понимания же с избытком –все невероятно казахская и при том экстемпоральная живопись. Она сестра и ровесница что фаюмскому портрету, что египетской фреске, по странному стечению таланта ожившая в наше время.И безусловно явленное родство с Абильханом Кастеевым, не ученик и учитель, но сотрапезник по духу.

Жаль, считанные работы. Половины пальцев одной руки достаточно.

Финальный аккорд как малый взрыв сверхновой, о художнике Жанатае Шарденове.

Замираешь у первой же картины по магическомуощущению, что пейзаж вылеплен на полотнецветной магмой и геодезическими слоями;

Это Земля: — the Earth, man — All the Old CreativeNature.

Конечно не впервые встреченная живописная манера, но так пропитанная осязаемой натурой – по взгляду как в первый раз. Не многим дозволен подобный размах, по интенциям техника тоньше чем сфумато, все естество на виду.

Здесь невозможно утаить что скудость замысла что хлам сознания, каждое движение кисти открывает стоящего у мольберта настежь.

Что ж, слова к взгляду не прибавишь, картины необходимо видеть.

Тем заканчиваем первую экскурсию по Государственному музею искусств им. А. Кастеева, уверен – не последнюю.

Фиат!

Артур Новиков