Журнал KHRESCHATYK в новом формате

Уходит в прошлое раздел украинских литературных изданий на украиноязычные и русскоязычные. В связи с военной агрессией Российской Федерации даже международные литературные журналы, выходившие за границей и традиционно считавшиеся русскоязычными, начинают публиковать тексты авторов на украинском языке.
Такой важный в литературном мире эмиграции журнал KHRESCHATYK, который был начат 25 лет назад и издается в Германии, с марта этого года принимает к изданию произведения на украинском языке. Вот уже второй номер журнала (97 по общему счету) получился двуязычным, и это значительно обогатило литературное содержание этого издания.
В этом номере очень много Киева. Сложная сочная философская проза Бориса Руденко, короткие рассказы о Киеве киевлянина Александра Гальпера, давно уже переехавшего в Нью-Йорк, молодая безумная, почти хармсовская проза Сашка Новикова, отрывок из романа о Киеве 90-х Елены Мордовиной, фантастический роман Владимира Матвеева. Поэтический Киев представляет неповторимый и гениальный Александр Кабанов – его подборкой открывается номер. Киевские поэты Александр Спренцис, Игорь Курилов, Андрей Гущин, Иван Кулинский, Александр Моцар, Виталий Борисполец, Влад Дмитриев и тот же Борис Руденко составляют основной ландшафт этого номера. Примечательны также поэтические переводы киевлянина Павла Маслака.
С первых страниц этого номера мы погружаемся в удивительную, уже привычную метафоричность поэзии Александра Кабанова, в его калейдоскопическое видение мира. Однако война обнажила смыслы, и мы наконец-то обнаруживаем у давно знакомого нам поэта тот волшебный двигатель, который двигает его творчество. Каждому, кто задавал вопрос, в чем секрет поэзии Кабанова, поэт в этой подборке этот секрет открывает: «Гомер – последний поводырь, который ищет человека» (рус.). Бесконечный поиск человека – в себе, в другом, у соседа, в любимой женщине, даже в кровном враге – вот она сердцевина этого калейдоскопа, вокруг которой бесконечно разворачиваются кабановские поэтические мистерии.
Сейчас сквозь призму войны читается иначе. И речь не только о том, как она проходит через нас, через наши судьбы, что, безусловно, находит прямое отражение в текстах авторов, как, например, в подборке «Военные тетради» Андрея Гущина. Но война будто фиксирует все, что было «до», и простые бытовые истории о жизни довоенного Киева превращаются в сокровища. Поэт и прозаик Александр Гальпер, давно живущий в Нью-Йорке, посетил родные киевские Нивки незадолго до войны, и его трогательные короткие рассказы о мирном городе уже сейчас вызывают бесподобную ностальгию. Еще дальше от нас Киев 90-х, в который мы погружаемся, читая отрывок из романа Елены Мордовиной «В полсмерти» — и нас уже не столько интересуют сюжетные перипетии, сколько открывающаяся перед нами панорама киевских историй из прошлого, что исчезло от нас навсегда, как и голая старуха в туннеле коридора – в прошлом веке и тысячелетии, где-то на Куреневке. «Запомни город таким / как видишь его пока она заворачивает за угол / в твоем воображении – и даже в ней – не оглядывается / пока время не раскололось словно орех / разлетаясь вокруг кусками без времени…» (Иван Кулинский). Еще дальше, за пределами любого времени, подобно Марселю Прусту, проза настоящего мэтра украинской литературы Бориса Руденко – отрывок из его романа «Качерины на стекле». Неторопливая, густая европейская проза с гулкими отголосками пустоты и едва уловимым сиянием времени из-под тонкой паутины слов. «Запомни город таким / как видишь его пока она заворачивает за угол / в твоем воображении – и даже в ней – не оглядывается / пока время не раскололось словно орех / разлетаясь вокруг кусками без времени…» (Иван Кулинский). Еще дальше, за пределами любого времени, подобно Марселю Прусту, проза настоящего мэтра украинской литературы Бориса Руденко – отрывок из его романа «Качерины на стекле». Неторопливая, густая европейская проза с гулкими отголосками пустоты и едва уловимым сиянием времени из-под тонкой паутины слов. «Запомни город таким / как видишь его пока она заворачивает за угол / в твоем воображении – и даже в ней – не оглядывается / пока время не раскололось словно орех / разлетаясь вокруг кусками без времени…» (Иван Кулинский). Еще дальше, за пределами любого времени, подобно Марселю Прусту, проза настоящего мэтра украинской литературы Бориса Руденко – отрывок из его романа «Качерины на стекле». Неторопливая, густая европейская проза с гулкими отголосками пустоты и едва уловимым сиянием времени из-под тонкой паутины слов.
В вечной перекличке находятся Киев и Иерусалим, поэтому так органично в этом «киевском» номере воспринимается повесть удивительного израильского автора Марка Зайчика – и о чем бы он ни писал – о проспекте Ешколя в Иерусалиме, о хайфской кофейне или о скотобойне в Рош- Аини — вся эта топонимика каким-то мистическим образом придает наивысший смысл происходящему пусть самому будничному. Эта повесть о настоящем, корни которого глубоко увязли в советском прошлом, и автор, как настоящий исследователь, пытается проследить глубину и силу этих корней, которые питают то, что продолжает происходить сейчас, в наше время, прорастая из другого пласта реальности.
В военное и предвоенное время литература вообще наполняется мистикой. В этом номере журнала нашлось место и откровенной мистике – фантастическому роману Владимира Матвеева «Туга» – в традициях киевлянина Булгакова и маркесовскому магическому реализму. В военной повести Николая Караменова «Разорванная пыль» о попытке завоевания индейского племени отрядом капитана Доменико Альмадовара говорится далеко не о той войне, которая происходит сейчас, однако волосы встают дыбом, невидимый песок начинает скрипеть на зубах, когда перечитываешь сцены о плененных детях от жажды, будто действие происходит не в забытой Богом мексиканской пустыне, а в Мариуполе наших дней. И сложно от этого ощущения избавиться. Теперь мы смотрим через призму этой войны. Эта повесть настолько хорошо, классически хорошо написана — что даже сложно представить,
В рубрике «Переводы» мы находим как знакомых нам Фридриха Ницше и Галактиона Табидзе (в переводах Павла Маслака), Гюнтера Айха, Георга Тракля и Поля Целана (в переводах Леонида Бердичевского), так и авторов, о которых читатель, скорее всего, слышит впервые. Для многих читателей открытием станет бельгийский поэт Паул Снук (1933–1981), представитель движения эксперименталистов, возникшего в середине прошлого века в Нидерландах и Фландрии. Подборка его стихов представлена в этом номере в переводах Анастасии Андреевой.
В разделе «Контексты» достойна внимания литературоведческая статья Анны Багряной «Последняя религия» о художниках из рода Бориспольцев. В фокусе внимания автора — художник Платон Борисполец, творивший и получивший признание в ХIХ веке, и его потомок, поэт Виталий Борисполец.
В общем, изменения, произошедшие с журналом KHRESCHATYK, безусловно радуют. В эти сложные времена KHRESCHATYK полностью со своей родиной, с родной Украиной. Иначе и не могло быть, потому что, как отмечено в «крещатиковской» подборке Виталия Бориспольца:
Человек отрекшийся от Родины
высаживает деревья
с засохшими корнями
наслаждается ароматом
бумажных цветов
любуется тем, как по небу
из которого исчезли звезды
шарпають лапами
бескрылые птицы
Ей уютно
потому что в чужом мире
всем безразлично к тому
что у тебя нет лица
Журнал KHRESCHATYK всегда имел лицо, всегда имеет и будет иметь, потому что, несмотря на эмигрантские корни журнала, у его создателей есть чувство Родины, чувство достоинства и ответственности перед великой литературой, перед своим народом.
Остап Пономар

Welcome , my friend! I’m International Journalist and I write travel news, fashion articles and make interview with interesting, public persons from the all world.